Восстание в Деръа, Сирия. 2011 год. Ноябрь.
Я ненавидел каждую секунду, проведенную в этом месте, мне казалось, что завтра не наступит. Так было первую неделю. Ночью меня сворачивало в калач, я дрожал, я слышал звуки стрельбы, я слышал войну. Много молился и плакал, хотел домой, к маме, к Джейн, прижимал к губам крестик, который у меня не успели отнять, и молил Бога о том, чтобы он помог мне вернуться к родным. Я не был уверен, что доживу до утра, не знал, когда нам позволят вернуться домой. На вопросы не отвечали, говорили только, что всё вышло из-под контроля. Ненавижу людей. Ненавижу себя за то, что попал в ряды добровольцев, я не знал, что буду рыдать по ночам, не знал, что буду сходить с ума от страха, вздрагивая от каждого шороха. Было холодно, наш лагерь был разбит на несколько частей, многие болели. Это страшно. Я не пожелаю такого никому. Но дело в том, что таких как я было много. Пушечное мясо, которому страх застилает глаза и сковывает движения. Мало что умеем, мало что понимаем. Нам страшно. Я хочу домой. Джейн, я так хочу рассказать тебе все. Джейн, дождись меня, прошу, я очень сильно люблю тебя, твой Данте.
Джейн – моя девушка, мы познакомились, когда мне было 20, у неё карие глаза и длинные изогнутые ресницы. Когда я уезжал, волосы едва касались плеч. Наверно, сейчас они… длиннее. Джейн, прошу, жди меня.
Сирия, 2012 год. Август.
Прошёл почти год. Даже не верится. Столько всего случилось. Я дважды получил ранение. Я мастерски владею оружием, меня научили рукопашному бою, я могу совершенно незаметно пырнуть врага. Я чертов Ассасин! Я знаю, почему у меня такое хорошее настроение. Сраные таблетки, которые дают с утра. Сначала это были уколы в вену. Но несколько человек умерло. Какая-то инфекция. Несколько дней валялись с жаром, но умерли. Я видел, как из них уходила жизнь. Это страшно. Война – это страшно. Теперь нам дают таблетки, заставляют выпить, если кому-то становится плохо, дают нашатырь, одобрительно хлопают по лицу и уходи. Больше не страшно, но то, что я вижу… я не смогу пережить. Постоянно снятся кошмары, скоро мой день Рождения. В октябре. Наверно, количество убитых мной уже перевалило за сотню. Я не виноват. Если бы я не убил, то они бы меня убили. Я не могу иначе. Часто погибают наши, их берут в плен, по-разному, но бесконечные поставки новичков не прекращаются. Это никогда не прекратится. Это никогда не закончится. Я потерял крестик, хотя, может, у меня его украли, я уже не помню лица близких и друзей, я вижу мертвые искажённые гримасы, мне так больно. Я скучаю по Джейн, когда мне кажется, что я умру, я пытаюсь вспомнить её улыбку, её лицо. Наша квартирка в Бостоне, я так скучаю, прости меня, если вдруг ничего не получится.
Сирия, ноябрь, 2013 год.
В канун нового Года я буду дома, я еду, мама, Джейн, я скоро буду дома. Я сделал себе календарь, мой погибший товарищ оставил его. 20 декабря я уеду. Я не верю, что никогда не увижу смерть, не верю, что буду крепко спать, хорошо питаться, просыпаться с улыбкой на лице, а не среди ночи в холодном поту. Я уже еду, Джейни.
Я вернулся. Но не застал тебя дома. Куча разбросанных вещей. В том числе и мужских, в том числе не моих. Я надеялся, что к тебе приехал погостить отец, но прождав около трех часов дома, меня встретил твой новый парень. Его звали Кайл. Он спросил, что я здесь делаю. А я… я не нашелся, что ему ответить, мне хотелось убить его. Конечно, я хорошенько вмазал по его смазливой физиономии. Он пытался отбиваться, но получилось очень плохо.
Очевидно, ты очень быстро нашла мне замену, Джейн, я не знаю тебя, я никогда не знал тебя, хотя был уверен, что ты – моё сокровище, что мы всегда будем вместе. Я выживал ТАМ из-за для, для тебя, чтобы ещё раз увидеть тебя и сказать, что всё закончилось, теперь нас ничто не разлучит. Твой новый бойфренд выгнал меня из дома, я попросил свои вещи, но он ответил, что их больше нет, вывезли, все считали, что я погиб. На мой вопрос, как долго вы вместе, он ответил – около года. Удар ниже пояса. Меня не ждут. Я больше не нужен и вообще мертв.
Конечно, я дождался твоего прихода. Ты изменилась.